1935 год

И мореплаватель, и плотник, и строитель!


В. С. Кочетков, начальник городской строительной конторы

Фактически моя сознательная жизнь, наступившая в годы империалистической войны, когда действительность сорвала с моих глаз повязку и рассеяла шовинистический дурман, была посвящена революции. Моя жизнь за эти долгие годы полна необыкновенных приключений, которые в конечном итоге сквозь империалистическую войну, сквозь пламя партизанщины привели меня в пролетарскую столицу на должность руководителя одной из крупнейших контор строительства лучшего в мире метрополитена. Мне кажется, что отдельные эпизоды моей жизни представляют некоторый интерес постольку, поскольку переживания мои были переживаниями многих тысяч людей, из глухой порабощенной деревни призванных революцией на командные должности.

В самом раннем детстве мать отдала меня в услужение к молодому помещику. Но карьера моя при барском дворе очень скоро окончилась ввиду моего неумения обслуживать этого помещика в его бесконечных романических приключениях с женской прислугой имения. Нищенская семья не в состоянии была меня прокормить: десяти лет от роду я поступил на текстильную фабрику Коншина .в Серпухове.

Тут я впервые познал каторжный труд. Вставать нужно было в три часа утра. На фабрике было очень жарко и душно, вентиляции почти не было. Мы, мальчики, буквально засыпали на ходу, в результате чего постоянно носили следы побоев. Кормили нас впроголодь, так что и после утомительной работы приходилось в бараке прислуживать холостым рабочим, которые за это нас подкармливали: бегать за кипятком, за папиросами, выносить нечистоты, стирать портянки. Заработок мой составлял в то время 2 рубля 80 копеек в месяц, из которых 1 рубль проживал, 1 рубль 80 копеек отдавал матери, которая билась, как рыба об лед, для того чтобы прокормить малолетних детей.

В 1905 году текстильная фабрика Коншина буквально кипела: митинги, сходки, забастовки, нелегальные собрания, казацкие нагайки. Хотя мне было тогда уже немало лет, я если и принимал участие в движениях рабочего протеста, то делал это полусознательно, видя только практические цели и не вдаваясь в анализ обширной программы, которую ставили перед собой борющиеся тогда с самодержавием революционные партии.

«Беспорядки» на нашей фабрике продолжались вплоть до 1910 года. В программах партий я тогда еще совершенно не разбирался, но все же получил первые уроки классовой рабочей солидарности, принимая активное участие в забастовках, — несколько раз избирался делегатом. Я узнал, что рабочие могут победить только в коллективе, что чем дружнее массы, тем уступчивее хозяева.

В 1910 году после очередного локаута я попал очевидно в черные списки, потому что на работе меня уже не восстановили. В 1912 году я был призван на действительную военную службу и узнал тяжелую жизнь матроса, полную унижений, несправедливых взысканий, показного лоска, внутренней пустоты и невежества. По окончании службы в учебно-минном отряде в Кронштадте я списан был в Ревель в отряд подводного плавания. Во флоте я встретил кадровых матросов, которые были начинены революционными идеями, как динамитом. Они буквально бредили похождениями героев «Потемкина», «Очакова» и «Памяти Азова», и любимой темой их рассказов были первые схватки с самодержавием, первые победы революционных моряков.

Февральская революция застала меня на подводной лодке «Аллигатор». Я был уже тогда командованием отнесен к разряду подозрительных, и меня в течение нескольких дней не пускали на берег. Но мы вскоре узнали о событиях в Петрограде и соединились с восставшими рабочими Ревеля, где стоял в эти дни наш подводный отряд. Мы были опьянены первыми непередаваемыми ощущениями свободы. Мы сожгли тюрьмы и освободили заключенных, мы уничтожили до основания целый квартал, в котором расположены были дома терпимости. Но вскоре мы присягнули Временному правительству.

Я был командирован в Ленинград на Балтийский судостроительный завод, где достраивалась новая подводная лодка «Форель», на которой я должен был продолжать военную службу. Я и не подозревал, что господа офицеры пытались таким образом освободиться от наиболее революционной части матросов, списывая их со своих кораблей куда угодно, лишь бы не держать у себя.

Вестибюль станции «Кировские ворота»

Октябрьские события захватили меня в Москве. Я попал в перестрелку около Курского вокзала и примкнул к красногвардейскому отряду рабочих завода «Динамо», вместе с которым принял участие в вооруженном восстании. Товарищи-моряки отправили меня во Владивосток, для того чтобы договориться с представителями тихоокеанской эскадры относительно солидарных выступлений всех матросов российских военных флотов. До Владивостока я не доехал, там были уже интервенты, а застрял в Хабаровске. Сначала я работал с эсерами-максималистами, потом примкнул к большевикам. До окончательного изгнания белогвардейцев и интервентов из Сибири и с Дальнего Востока я прошел разнообразную революционную жизнь подпольщика и партизана. Я скрывался в городах, взрывая белогвардейскую власть изнутри, скрывался в тайге, десятки раз переходил фронты гражданской войны, менял фамилии, паспорта… Вот моя жизнь.

Городская строительная контора метро, называвшаяся раньше отделом подсобных предприятий, в момент, когда я начал руководить ею, находилась в состоянии полного развала. До меня за год в этом отделе сменилось пять начальников, и когда я туда пришел, вое сотрудники стали в один голос говорить:

— Ну, и этот не жилец!

Считалось, что в отделе подсобных предприятий чрезвычайно трудно работать: ничего нет, требования предъявляются большие, а никто не хочет эту работу понять и оценить. Отделу предстояло удовлетворить большое количество рабочих, вновь прибывающих на строительство, жильем, столовыми, овощехранилищами, и кроме того нужно было построить и несколько промышленных предприятий пускового периода, а именно: четыре электрических подстанции, каждую по 10 тысяч кубических метров объемом, центральную подстанцию объемом в 30 тысяч кубических метров, вагонное депо — 57 тысяч кубических метров и вагонные мастерские — 50 тысяч кубических метров, не считая разных второстепенных объектов. Эта программа требовала не менее пяти тысяч человек рабочих, в то время как у нас их имелось не более пятисот человек. Что касается объектов второстепенного значения, то достаточно указать, что в число их входили три компрессорных станции.

Особые же трудности строительства электрических подстанций заключались в том, что работу пришлось производить зимой; вдобавок на Сокольнической подстанции во время производства земляных работ обнаружены были плывуны, что заставило нас рыть котлован значительно глубже, чем это было намечено в проектах.

Неоднократно происходили переброски нашей рабочей силы, которую мы так кропотливо подбирали, на основные участки строительства метро, в шахты. Вместе с тем мелкие работы второстепенного значения, вне плана, возникали на каждом шагу, и нашу контору каждый день дергали по пустякам. В общем положение сводилось к тому, что, требуя от нас не только жесткого выполнения сроков, но и больших оперативных маневренных способностей, управление Метростроя держало нас все время в черном теле. Только неоднократные вмешательства МК партии выручали нас в трудные минуты и создавали нам более или менее нормальные условия для работы.

Я поставил себе задачей прежде всего навербовать рабочих, так как в централизованном порядке от управления мы их получить не могли. В это время был взят широкий размах на комплектование участков, связанных с основной работой по проходке тоннелей, и там рабочих тоже нехватало. К тому же жилья абсолютно не было.

Метрострою досталось от Моссовета более ста полуразрушенных бараков, расположенных в разных местах города, и я получил предписание в трехмесячный срок полностью их отремонтировать и приспособить под жилье. Началась напряженная работа. Не было ни транспорта для завоза материалов, ни достаточного количества самых материалов. Пришлось в срочном порядке закупать лошадей и другие перевозочные средства. Несмотря на все эти трудности работа по ремонту бараков была нами выполнена в срок.

Перрон станции «Крымская площадь»

В самый разгар этой работы мы получили второе, не менее боевое задание: приспособить двадцать строений под столовые с полным окончанием этих работ в течение одного месяца. Из-за недостатка рабочей силы и материалов нам не удалось сразу же развернуть достаточно широкий фронт работ. В связи с этим в печати появились по этому поводу тревожные заметки. Меня вызывали в Контрольную комиссию, основательно проработали и предупредили, что если по моей вине питание рабочих не будет своевременно обеспечено, я буду привлечен к партийной ответственности. Взбучка, данная мне партией, выправила линию нашей конторы: работа по оборудованию столовых была выполнена в срок.

В этот же период времени мы получили задание построить двадцать овощехранилищ, вместимостью по 300 тонн каждое, также в двухмесячный срок. Постройка производилась за городом в поселке Лось. Туда пришлось перебросить 1 200 человек строителей, 5 500 кубических метров круглого леса, 2 600 кубических метров пиленого леса и вынуть 20 тысяч кубических метров грунта. Наши ударники-строители напрягались изо всех сил, и в результате этого овощехранилища были закончены даже раньше намеченного срока.

Интересно отметить, что па первых порах не все инженерно-технические работники понимали громадность практического и политического значения своевременной постройки подсобных предприятий. Бывали случаи, когда отдельные инженеры отказывались от работы, заявляя, что они пришли отроить метро, а не столовые. Партийной организации пришлось в связи с этим вести большую разъяснительную работу среди технического персонала. Дело однажды дошло до того, что одного из наиболее несговорчивых инженеров мне пришлось даже уволить за саботаж.

Отделка колонны на станци «Комсомольская площадь»

К осени 1933 года мы насчитывали в своем коллективе более двух тысяч человек. Трудности с жильем продолжались вплоть до 1934 года. Компрессорные станции нам пришлось строить вместе с метро, в аварийном порядке. Это боевое задание мы выполнили досрочно, работая без выходных дней. Отдельные ударные бригады не уходили с площадки по 12, 14 и даже 16 часов в сутки.

В начале 1934 года мы приступили к выполнению основного задания — к постройке четырех подстанций, шести понизительных подстанций и двух вестибюлей. Положение с этим строительством было настолько тревожно, что тов. Каганович, находившийся в это время в Челябинске, прислал по этому поводу обстоятельную телеграмму с критикой наших действий и рядом конкретных указаний. В результате принятых мероприятий все эти работы были выполнены своевременно.

Руководителей московской партийной организации до прихода на метро я лично не знал. Однако мне пришлось обратиться с письмом к тов. Хрущеву, когда из-за отсутствия транспорта и нехватки материалов у меня недостаточно были развернуты работы по постройке основных объектов моей конторы. Я был немедленно же вызван тов. Хрущевым и изложил ему все обстоятельства, тормозящие разворот работы. Выслушав меня, тов. Хрущев туг же принял все меры к тому, чтобы моя контора была обеспечена всем необходимым наравне с основными работами — шахтами и дистанциями. Позже тов. Хрущев стал часто вызывать нас и выслушивать доклады о наших успехах и неполадках, помогать нам. Благодаря этому, план наших работ стал из месяца в месяц перевыполняться.

Первая моя встреча с тов. Кагановичем произошла в апреле 1934 года, когда на совещании в МК мы отчитывались в проделанной работе и уточняли сроки окончания отдельных участков строительства. Когда я закончил свою информацию, тов. Каганович, улыбаясь, спросил меня:

— Вы кто такой — профессор или инженер?

— Ни то, ни другое, — ответил я, — я рабочий, в прошлом матрос, но был последние годы на разных хозяйственных должностях.

— А непосредственно строительством вы когда-нибудь занимались? — спросил тогда тов. Каганович.

— Да, во Владивостокском порту, — ответил я, — а затем по капитальному строительству и реконструкции Люберецкого завода.

Я был очень смущен этим вопросом. Тут за меня заступились товарищи Ротерт и Абакумов.

— Он мужик крепкий, — сказали они, — с делом справляется успешно.

Кроме повседневной помощи партии я должен указать еще на один конкретный случай. На одном из последних наших заседаний, когда тов. Хрущев убедился в том, что такими темпами, какие были у нас до этого времени, мы в срок — а сроки были очень жесткие — двух вестибюлей у Кировских и Красных ворот не построим, он оказал нам весьма существенную поддержку, перебросив в мое распоряжение триста человек рабочих разной квалификации.

Оглядываясь на пройденный путь, я не могу не отметить, что руководить большим строительством меня научила партия, она же учит меня и по сей день, помогает мне, направляет все мои начинания.