1935 год

В Москву потянулись составы


А. И. Левченко, начальник Метроснаба

Широко развернулась наша работа лишь после слета ударников Метростроя, на котором Лазарь Моисеевич произнес свою знаменитую речь:

«Мы выделили группу людей для укрепления отдела снабжения Метростроя и предупредили их, что мало получить наряд, нужно по наряду пойти и добиться получения материалов и оборудования. Кто настойчивее будет бороться, тот сумеет для метрополитена получить все, что нужно. Мы ему в этом безусловно поможем».

Для нас, снабженцев, это была четкая и определенная программа действий.

Две цифры овладели моей волей, моим воображением: до 1 марта должно быть уложено 4 тысячи кубических метров бетона и вынуто 9 тысяч кубических метров грунта. Для Метростроя это означало увеличение задания в пять раз.

Для меня, начальника Метроснаба, это означало увеличение в те же пять раз снабжения лесом, металлом и строительными видами оборудования: подъемными лебедками, бетономешалками, гравиесортировками, гравиемойками, камнедробилками. Это то, что должно было дать бетон, опустить его в шахты, поднять грунт. Это то, что должно было стать необходимейшей предпосылкой выполнения директивы тов. Кагановича.

Я разослал по стране, по заводам-поставщикам семьдесят пять своих работников. Они должны были толкать в плечо директоров и весь заводской коллектив, уговаривать, угрожать, умолять, агитировать.

Впервые я повстречался с тов. Кагановичем в МК, хотя его руководство, его помощь, как и все работники метро, ощущал ежечасно, ежеминутно.

Первым его вопросом было — перестроился ли аппарат в соответствии с новыми темпами, как идет дело со снабжением.

— С лесом благополучно, с металлом хуже…

— Цифры?

Я сказал цифры.

— Нажимайте на металл, нажимайте, нажимайте! Хуже — это не ответ. Должно быть лучше. Каждый день сообщайте мне цифры.

И я нажимал.

То и дело приходили со всех концов страны телеграммы об отгрузке таких-то и таких-то количеств леса, металла, оборудования. Речь Лазаря Моисеевича прозвучала по всей стране. Слово «метро» стало талисманом, ускорявшим бег трансмиссий, убыстрявшим повороты махового колеса. В Москву потянулись бесчисленные составы, груженные лесом, металлом, оборудованием.

К моменту моего прихода на метро на складах не было ни одного кубометра леса. А по плану нам предстояло давать строительству в феврале, марте и апреле по 120 вагонов леса в день. Таких цифр лесные организации еще не знали. Наши заявки испугали их. Но время было благоприятное: известно, что к весне Архангельск выкачивает весь свой лес, чтобы его не залило водой. Вскоре оказалось, что с отгрузкой архангельские организации не справляются. По указанию Лазаря Моисеевича мы в два дня собрали и снарядили в Архангельск двести комсомольцев.

И молодежь отлично справилась.

Справлялся же я в пятнадцать лет с кузнечным молотом. Нужда заставляла. А тут разве нужда? Тут в каждую руку по молоту возьмешь!

Полетели из Архангельска телеграммы, одна за другой: «Комсомол отгрузил такое-то количество».

Надо сказать, что работу комсомольцы проделали колоссальную. На складах у нас образовался запас в тысячу вагонов леса. Помню, как вернулись они, двести ребят, из-под Архангельска, с Турдеева острова, возбужденные успехом, усталые, радостные, обветренные. Пройдя через этот тяжелый рабочий искус, они даже как-то возмужали, посерьезнели, нагуляли мускулы.

Ну и молодежь у нас!

На первомайские торжества прибыла к нам из Архангельска рабочая делегация из восьми человек. Они работали там вместе с нашими комсомольцами и приехали теперь посмотреть, куда это идет столько леса.

Внутренний вид станци «Дворец советов»

Такого народа мне в жизни не приходилось видеть: каждый из них грузил по полторы платформы в день. Что за люди! Я — крупный человек, в пятнадцать лет был молотобойцем, «косой метр» в плечах, — а у них, не сгибая головы, под вытянутой рукой пройду.

Осмотрели они шахты, потрогали руками крепление.

— Вот он где, лес архангельский, плечьми землю держит…

В метро они поверили сразу.

— Трудно по вашей московской земле ходить — ишь, теснота какая! Под землей куда просторней будет. А уж ездить — и того лучше.

Упорную борьбу пришлось выдержать за металл.

Придешь в Наркомтяжпром, попросишь тысячу тонн, а тебе дают триста. Уговаривать не стоит — только время проведешь. Там работают с твердой уверенностью, что все заявки подаются с перестраховкой на 75%.

Беру я из Наркомтяжпрома людей и тащу в тоннель: извольте сами взглянуть, что для нас ваши триста тонн!

А в тоннеле наши пролетарии подходят к наркомтяжпромовцам и начинают их срамить: «Что же это вы нам работу срываете? Видите, сколько народу без дела стоит, даром хлеб ест. Разве так можно? Разве так план выполнишь? Будем на вас Лазарю Моисеевичу жаловаться».

А Лазарю Моисеевичу и жаловаться не надо, он уже все знает, он всегда на страже интересов метро, во все сам входит, всем руководит.

Любопытная история произошла у нас с изоляционным материалом. Для изоляционных работ на станциях потребовалась изоляция более высокого качества. Попробовали мы вместо общепринятого картона обыкновенный простынный материал пропитывать битумом. Получился отличный изоляционный материал, очень прочный и ни при каких условиях не пропускающий воду. Назвали мы его метроизолом.

И вот встала перед нами задача: раздобыть 400 тысяч метров ткани. 200 тысяч мы раздобыли сразу. Ведь отказать нам нелегко: за нашей спиной напор метростроевцев, воля партии, неуемная воля и энергия Лазаря Моисеевича, который, как известно, никогда не уставал напоминать метростроевцам о необходимости высокого качества изоляции.

Посылаю работника в трест.

— Там от Левченко пришли, требуют двести тысяч метров…

— Да что они, смеются, что ли! Ведь это треть пути от Москвы до Ленинграда. Дайте им пятьдесят тысяч.

— Да вы же знаете…

— Ну ладно — сто тысяч!

— Да ведь не возьмут же!

— Не возьмут?.. Ладно — полтораста тысяч.

— Тогда поговорите сами, может возьмут.

— Нет, нет, нет. Дайте им треть пути до Ленинграда, но чтобы в последний раз.

Мы забираем «треть пути» — и не в последний раз.

В Резинообъединении мы получили 50 тысяч метров материала, который идет на подкладку для калош. В одном из текстильных трестов — еще 100 тысяч метров подобной же ткани.

Метро — магическое слово.

Эта повесть о «метроизоле» может показаться не столь уж интересной, но право же она замешана на больших человеческих страстях. Мы подлинно горели в этой повседневной борьбе за темпы и за качество.

Приезжаю я в Ленинград на фабрику «Выдвиженец», изготовляющую для нас руберойд из картона, пропитанного битумом.

— Почему вы изготовляете картон для руберойда из всякой дряни?

— Чего вы хотите от нас? Никто на наш руберойд не жалуется. Сотни тысяч крыш по Союзу крыты нашим руберойдом. Под ним растет и тянется к солнцу новое поколение. И никто на нас не жалуется. План свой мы перевыполняем. Чего же вы придираетесь?

Комсомольцы-облицовщики за работой

— А кто проверял ваш руберойд, кто исследовал продолжительность его службы? Покажите акты.

— А никто не проверял. Работаем себе и работаем.

— От метро такими фразами не отделаетесь. Мы проверяли ваш картон. Он ни к чорту не годится.

— Не годится — и не надо. Заказывайте у других.

— Вы, дорогой товарищ, речь товарища Кагановича читали? Помните, что там об изоляционных материалах сказано? Так вот потрудитесь, чтобы в картоне было не менее 15% шерсти, чтобы была хорошая макулатура, чтобы был определенный состав тряпья. Извольте сортировать сырье, извольте отрезать от старого тряпья пуговицы, а то картон ваш весь дырявый. Извольте распарывать швы…

— Ну, знаете…

— Ваш заказчик не кто-нибудь, а Московский комитет!

Помогает. «Выдвиженцы» перестают спорить и нехотя сдаются. Но на этом дело кончено не было.

Нам пришлось завезти им 450 тонн хорошего тряпья, взять на себя разницу в цене, во всем и всячески помогать им, — и они стали наконец вырабатывать приличный картон.

А тряпье, вы думаете, легко достать?

Если будет написана история метро, я хотел бы, чтобы в ней была отмечена роль Метростроя в деле борьбы за качество нашей продукции. Роль эта огромна. Ведь Метрострой снабжала вся страна, несколько сот заводов, и каждый завод на заказах Метростроя повышал свою квалификацию. Когда я пришел на метро, я спросил:

— Сколько у вас складов? Выдержите нагрузку в несколько десятков вагонов металла в сутки?

— Да что вы! Нам и одного десятка не выдержать…

А уж идут на Москву составы, груженные металлом.

После долгих пререканий, в которых последнее слово принадлежало МК, мы пришли и забрали один из складов Мосгортопа. Тут же построили бараки для складских рабочих, и крепкие татары в течение месяца свалили на склад 500 вагонов металла.

Какой бой выдержали мы с Торецким заводом, который изготовляет для нас стрелочные переводы для поезда метро!

Сейчас мы посадили им своего инспектора, он глаз с них не сводит и при малейшем отступлении от наших технических условий беспощадно бракует их продукцию. Они нервничают, жалуются, что из-за нас не выполняют своего плана. А кому нужен такой план? Мы неумолимы — и им волей-неволей приходится давать продукцию такого качества, какое нам нужно.

15 октября первый вагон метро пересек подземную Москву. Я до этого от волнения не спал несколько ночей. На другой день встречаю Абакумова.

— Слушай, Левченко, почему тебя в поезде не было?

— Как так не было? Да мы же всю дорогу с тобой разговаривали, делились впечатлениями!

— Быть не может!..

Вот в каком состоянии люди были в этом первом вагоне метро.